Веспасиан переводил восхищенный взгляд с жены на лепешку и обратно.

— Поразительно! Как тебе удалось все это определить? По одному лишь запаху?

— В отличие от тебя, я действительно не сочла за труд заглянуть в меню.

Веспасиан улыбнулся:

— Ну, раз уж ты все знаешь, так расскажи, что еще есть в этом меню.

— Не имею ни малейшего представления. Оно длинное, а я прочитала только вступительный раздел. Но, по моему разумению, этот пир будет в основном повторением всех остальных, которые устраивал Клавдий.

— Да, наш император человек привычки.

— Скорей уж, Нарцисс. Ты же сам сказал, что это он составлял меню. И не ошибся — все эти празднества несут на себе отпечаток его личности. Привередливой и претенциозной, что портит людям желудки.

Веспасиан рассмеялся и неожиданно поцеловал ее в щеку. На лице Флавии появилось озадаченное выражение.

— Прости, — сказал легат. — Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Просто в какой-то момент мне вспомнились прежние времена.

— Мы могли бы считать, что они и не проходили, муж мой. Если бы ты не охладел вдруг ко мне.

— Охладел? — Веспасиан ответил на ее взгляд встречным взглядом. — О какой холодности идет речь? Я никогда не любил тебя сильней, чем сейчас. — Он подался к ней и тихонько добавил: — Но порой мне кажется, что я совершенно тебя не знаю. Особенно с тех пор, как мне сообщили о твоих связях с «освободителями».

Флавия взяла его руку и крепко сжала.

— Но я же рассказала все, что тебе нужно было узнать. Поклялась, что не состою ни в каких отношениях с ними.

— Сейчас, может быть, и не состоишь. А раньше?

Флавия печально улыбнулась, а потом тихо, но твердо произнесла:

— В настоящее время у меня нет с ними никаких отношений, и это все, что я могу тебе сказать. Сказать больше значило бы подвергнуть опасности тебя, может быть, Тита и… другого ребенка.

— Другого ребенка?

Веспасиан нахмурился, задумался так, что перестал жевать, потом вздохнул, видно собираясь что-то сказать, но поперхнулся крошками. Лицо его побагровело, он зашелся от кашля, судорожно пытаясь прочистить горло. Гости стали поворачиваться в его сторону. Клавдий со своего почетного места воззрился на легата, а потом, в ужасе, — на свою еду. Нарцисс, желая успокоить императора, поспешно схватил с его блюда гриб и отправил в рот.

Флавия хлопала мужа по спине до тех пор, пока застрявшие крошки не выскочили, после чего он смог набрать воздуху и со все еще слезящимися глазами прохрипеть:

— Все! Все! Я в порядке.

— Мне показалось, что ты умираешь! — заявила, чуть не плача, Флавия, а потом неожиданно залилась нервным смехом.

Поняв, что ничего страшного не произошло, остальные пирующие облегченно вздохнули.

— Что вообще с тобой случилось?

— Ребенок? — выдавил из себя Веспасиан и снова закашлялся. — Ты ждешь еще одного ребенка?

— Да, — с улыбкой ответила Флавия, после чего велела Лавинии принести для мужа воды.

Веспасиан, чье лицо все еще оставалось багровым, склонился к жене и заключил ее в объятия.

— Когда ты понесла?

— Еще в Галлии, незадолго до того, как мы прибыли в Гесориакум. Более четырех месяцев тому назад. Малыш должен появиться на свет в начале следующего года.

— Веспасиан! — окликнул его Клавдий над гулом разговоров, которые тут же смолкли. — Послушай, В-веспасиан!

Веспасиан отпустил жену и быстро обернулся к императору.

— Цезарь!

— С тобой все в порядке? Ты в порядке?

— В полном порядке, Цезарь. — Он с улыбкой повернулся к жене. — У меня все замечательно.

— Ну а по виду не с-скажешь. М-момент назад казалось, что ты вот-вот испустишь дух. Я даже подумал, что мне повезло и кто-то вместо меня по ошибке отравил тебя.

— Никакого яда, Цезарь. Я только что узнал, что у меня будет еще один ребенок.

Флавия покраснела и потупилась с подобающей скромностью. Цезарь потянулся за своим кубком и поднял его, глядя на чету Флавиев.

— У меня тост! Пусть новый Флавий, который появится на свет, служит своему императору столь же отменно, как его отец и, конечно, дядя.

Последовал кивок в сторону Сабина, который слабо улыбнулся. Остальные гости, собравшиеся в ярко освещенном пиршественном зале катувеллаунов, хором повторили тост, и Веспасиан склонил голову в знак благодарности. Все бы хорошо, но слова императора насчет отравления вновь напомнили ему об угрозе покушения, и он обозрел помещение, с подозрением присматриваясь к приглашенным бриттам. Вениций, старейшины триноватов и еще пара десятков знатных туземцев, явно чувствовавших себя не в своей тарелке, сидели по правую руку от императора, в некотором от него удалении.

— И куда подевалась эта негодная девчонка Лавиния? — пробормотала вполголоса Флавия, оглядывая зал. — Ведь я всего-то послала ее за стаканом воды…

Едкий аромат пряностей и еще более насыщенный запах соусов и готовящегося мяса наполнил ноздри Катона, когда они с Макроном вступили на открытую кухонную территорию позади большого пиршественного зала. Огромные котлы кипели на медленном огне над кухонными кострами, за равномерным горением которых следили покрытые потом полунагие рабы. Многочисленные повара, склоняясь к длинным деревянным столам, трудились над множеством блюд, предназначенных для императорского банкета.

— Что теперь? — прошептал Катон.

— Следуй за мной, вот и все.

Центурион подошел к дверному проему, связывавшему кухню с задней частью трапезной. По их приближении мускулистый дворцовый раб, наряженный в пурпурную тунику, предостерегающе поднял руку.

— Прочь с дороги! — рявкнул Макрон.

— Стой! — твердо ответил раб. — Без разрешения проход запрещен.

— Какое еще разрешение? — Макрон смерил его гневным взглядом. — С каких это пор раб преграждает дорогу центуриону?

— Прошу прощения, но проход через кухню запрещен всем, кроме кухонных рабов и прислуги пирующих. Попробуй пройти через главный вход.

— Что это за порядки? Кем установлены?

— Я получил приказ от самого Нарцисса.

— Нарцисса, а? — Макрон шагнул поближе и понизил голос. — Нам нужно немедленно увидеть легата Второго.

— Прошу прощения, господин, но без разрешения никак нельзя.

— Ладно, будет тебе разрешение.

Макрон левой рукой полез в поясной кошель и в тот момент, когда взгляд раба опустился, нанес правой снизу сокрушительный удар в челюсть. Голова раба откинулась, он обмяк и осел на настил.

— Ну, как тебе разрешение? — пробормотал Макрон, потряхивая кулаком и глядя на бесчувственное тело, распростертое у его ног.

Кухонные рабы испуганно вытаращились на грозного центуриона.

— Возвращайтесь к работе! — крикнул Макрон. — Живо! Пока я не разобрался с вами, как с этим болваном.

В первое мгновение никакой реакции не последовало, и Макрон сделал несколько шагов к ближайшей группе кухонной челяди, медленно доставая из ножен меч. Смекнув, чем пахнет промедление, повара и их помощники вернулись к работе. Макрон обвел территорию сердитым взглядом, давая понять, что не потерпит препон, и, убедившись, что все занялись своими делами, повернулся к Катону.

— Пошли, — спокойно сказал он и, наклонившись, чтобы не задеть головой притолоку, нырнул в пиршественный зал.

Катон последовал за ним — в полумрак, царивший за каменными, обегавшими зал опорами. Их тут же окутала духота.

— Держись позади, — велел Макрон. — Мне нужно разведать, что тут да как.

Он украдкой выглянул из-за толстой колонны. Огромный зал был освещен бесчисленными масляными лампами и высокими свечами, закрепленными в больших деревянных крестовинах, подвешенных с помощью блоков к смутно различимым вверху стропилам. Их янтарное сияние проливалось на головы и одеяния нескольких сотен гостей, восседавших и возлежавших на пиршественных кушетках, расставленных по всему периметру зала, кроме фронтальной его стороны. Перед ними тянулись столы, уставленные лучшими яствами, какие только могли приготовить императорские повара. Громкий разговор и смех заглушали голоса греческих певцов, выводивших что-то свое на помосте позади главного стола, за которым располагался один император. В пространстве между пирующими на прикрепленной к вбитому в пол стержню цепи с ревом метался медведь. Свора мохнатых собак носилась вокруг него, увертываясь от когтистых лап и норовя подскочить сзади, чтобы вцепиться в незащищенное место. Одна из них, чересчур осмелевшая, подвернулась под лапу и, с воем пролетев по воздуху, грохнулась на чей-то стол. Подносы, блюда, кубки — все полетело на пол. Завизжала перепуганная женщина — ее светло-голубая стола была забрызгана кровью.